Пушкин: Гоголь, ты в Стамбуле был?

- Не был. Там Белинский и Иоанн Креститель были.

- И как?

- Пыльный городишко. Но море и проливы морские есть.

(Из фальшивых текстов Даниила Хармса)

В мозговых нейронах наших соотечественников слово Стамбул ( Константинополь , Царьград , Второй Рим , Стамбушка ) неизбывно связывается либо с дешевыми дублеными изделиями из кожи анатолийских баранов, либо с необоримым желанием заменить полумесяц на макушке Айя-Софии на православный крест и загородить всем проезжим путь через Проливы. Дубленки и куртки - вещь, что ни говори, полезная в нашем холодном климате. Даже если тот товар, что к нам притаскивают с берегов Босфора, и оставляет желать лучшего - от русских морозов он все же спасает.

Что же касается навязчивого стремления приколотить щит к воротам Царьграда, то с этим обстоит сложнее. Почему-то ворота именно этого города приковывают к себе внимание россиян, а не Парижа или Берлина. Там тоже прибивали и водружали, но как-то в одноразовом порядке. Водрузили и успокоились. А вот Золотой Рог манит нас еще с тех времен, когда мы и православными-то еще не были. Уже полускандинав князь Олег, хитроумно воспользовавшись какими-то турусами на колесах , приколотил-таки свой щит к царьградским воротам и вынудил басилевса заплатить внушительную дань. Гордые ромеи решили, что лучше уж откупиться, лишь бы диковатые пришельцы с севера убрались восвояси.

Что было дальше - известно. По Божьему провидению или в силу исторической необходимости Константинополь пал, турки-османы водрузили на куполе Айя-Софии полумесяц. Русские же в ответ на это уверились, с подачи заезжего греческого монаха Филофея, что отныне и вовеки веков, до устроения Небесного Иерусалима, последним, Третьим Римом будет Москва, единственное хранилище истинного благочестия и геополитической византийской мудрости.

Османы тем временем построили империю, в свои лучшие времена располагавшуюся на колоссальной территории - от Эфиопии до Венгрии и от Марокко до Армении. Такое безобразие третьим римлянам, естественно, не могло прийтись по душе. Они упорно копили силы, вожделея прибить свой щит к створкам Блистательной Порты и сшибить ненавистный полумесяц с величественного купола. Мечта лелеялась самыми высокими государственными деятелями. Например, великий поэт Федор Тютчев, в бытность свою советником русского посольства в Турине, умудрился потерять портфель с посольскими шифрами и дипломатической почтой. Был за это изгнан со службы и лишен чинов. Реабилитировался он, написав брошюру о том, что всецело необходимо наконец завоевать Проливы и водрузить над Стамбулом православный крест, а сам город сделать третьей столицей Российской империи. За каковое соображение был полностью прощен Николаем I. Ему был возвращен камергерский чин и выдано внушительное денежное пособие.

И, надо сказать, мы несколько раз бывали совсем близко к осуществлению мечты. И при Екатерине Великой, и при ее внуке Николае I Палкине, и даже в разгар первой мировой войны, когда императорский Черноморский флот чуть не совершил высадку на берегах Босфора. Еще немножко, еще чуть-чуть, но... Мешали уже даже не турки, потерявшие свою мощь, а зловредные западные европейцы, при помощи мудреных политических игр все время расстраивавшие планы наследников князя Олега.

Между Россией и Турцией возникла какая-то странная любовь-ненависть, взаимное притяжение и отталкивание. В общем-то, немудрено. Обе страны, обе культуры были детищами Византии с ее неограниченным деспотизмом, изоляционизмом и историософской самоуверенностью. Даже в области искусства османы и русские по-своему развивали достижения византийцев. Русские церкви - дальние потомки творений греческих зодчих, а великий турецкий архитектор Синан в своих шедеврах, например, в мечети Сулеймание, отталкиваясь от Айя-Софии, в сущности, изменил немногое. Он просто довел крестово-купольную структуру до полного совершенства. И если уж где-то купол летит , так не в Айя-Софии, а именно в Сулеймание. А когда ходишь по залам султанского дворца Топ-Капы, то понимаешь, что, при всех разницах, понятие роскоши у османских владык и русских царей имело один корень - избыточную, запредельную роскошь двора басилевсов. Кремлевские палаты и стамбульские дворцовые киоски ближе друг к другу, чем к шедеврам западноевропейской архитектуры.

Все это великолепно почувствовал один из самых блестящих русских мыслителей прошлого столетия, Константин Леонтьев, крайний эстет и одновременно радикальнейший империалист и консерватор, глубоко ненавидевший западную демократию и западное христианство. Леонтьев много путешествовал по Балканам и Азии и знал османскую Турцию не понаслышке. В своем основном труде, Византизм и славянство , он многократно настаивает на сходстве государственного правления в Порте и в Российской империи, говорит о том, что турки и русские близки в своем неприятии западных устоев жизни, о том, что коллективное, не подразумевающее защиты прав личности общественное устройство как нельзя лучше отвечает турецкому и русскому национальному характеру. Ему нравится, что турки с презрением относятся ко всяким болгарам и сербам, а вот русских уважают. Он цитирует какого-то турецкого сановника: ...А у греков и у болгар только одно на уме обезьянство политическое, конституция и т. п. вздор. Верьте мне, - Россия будет до тех пор сильна, пока у вас нет конституции. Я боюсь России, не скрою этого от вас и, с точки зрения моего турецкого патриотизма, от всего сердца желал бы, чтобы у вас сделали конституцию. Но боюсь, что у вас всегда государственные люди как-то очень умны. Пожалуй, никогда не будет конституции, и это для нас, турок, довольно страшно!

Турецкий паша ошибся в высокой оценке интеллектуальных способностей российских государственных мужей: в России конституция все же получилась. Как, впрочем, и в самой Турции. Да, если бы да кабы... Глядишь, может, водрузили бы крест над Айя-Софией. А то вышло все то же самое. Над Царьградом продолжают раздаваться молитвы муэдзинов, а мы вместо Айя-Софии имеем Храм Христа Спасителя, затеянный еще Николаем I, разрушенный большевиками и новоотстроенный тщанием конституционного Лужкова. С помощью басурманских рабочих рук - о чем, впрочем, позже.

После революции про Стамбул в России как-то подзабыли - до сравнительно недавних времен. С новой Турцией, модернизированной в приказном порядке Кемалем Ата-Тюрком, большевики сперва дружили, потом, как известно, отношения разладились - в Анкаре угнездились немцы. А после второй мировой южная соседка в официальном плане рассматривалась в основном как потенциальный враг: на ее территории разместились натовские базы. В Стамбул из советских мало кто попадал, если не считать редких дипломатов, внешторговцев, журналистов, шпионов - да наших моряков, затоваривавшихся на стамбульском рынке дешевыми коврами и транзисторными магнитофонами.

Но был ведь еще и русский, белый Стамбул. После гражданской войны в городе очутились более 300.000 беженцев всех сортов и мастей. Даже когда очень многие из них смогли выбраться дальше на запад, в кривых и темных улочках Перы и Галаты осталось более 150.000 выходцев из России. Что это была за жизнь - вспомните, перечитав Бег Михаила Булгакова. Писатель сам никогда не бывал в мрачных переулках Каракея, но эту жизнь тараканьих бегов описал великолепно. Даже сейчас, когда бродишь по этим местам, видишь тени Чарноты, Хлудова и Серафимы.

Сейчас белых русских от силы двадцать тысяч, почти одни старики, и скоро они уйдут. Попав в Стамбул - загляните в старческий приют на улице Хумхане Джаддеси в Каракее, где стены на лестнице выкрашены, как когда-то в Москве, тускло-зеленой и коричневой краской с голубым бордюрчиком, из комнат пахнет столовским картофельным супом, а на крыше стоит маленькая церковь Св. Андрея. Обитатели радуются: церковь близко к небу . Они помнят многое, но Россия для них - чужая страна, говорят они с позабытым нами старорежимным прононсом, их родина - православие.

Когда-то Стамбул был многонациональным городом. Сейчас почти все армяне уехали, как и поляки и французы. Когда-то многочисленных евреев, которые говорили на староиспанском языке, тоже почти не осталось. А на Рождество в Константинопольском патриархате в районе Фэнэр, где еще с XV века традиционно селились греки, в храме - полупусто. Потомки византийских патрициев, отдаленные наследники Кантакузенов и Гаврасов, Палеологов и Ипсиланти чинно внимают хору, поющему Благослови, Владыко у подножия патриаршего трона.

Но несколько лет назад русские вернулись. Другие русские, которых прибивание щитов и сшибание полумесяцев не интересует совершенно. Впрочем, до того, как эти русские начали заполонять лавки, торгующие дешевым ширпотребом, турки появились в Москве. Именно они первыми из иностранцев начали после перестройки массировано атаковать открывшийся российский рынок. Кто построил половину новой капиталистической Москвы? Они. Русские настолько обленились и потеряли сноровку, что даже храм, декларируемый как главнейший в России, начали строить мусульмане. Кто открыл первую иностранную аптеку в Москве? Турки. Кто первым сообразил, что шкуры анатолийских баранов станут настоящим золотым руном, если настрочить из них дешевой одежды? Турки. Кто заполонил наши улицы фальшивыми трельниками Adidas? Они же.

За турецким добром, а не за византийским величием и святостью в Стамбул ринулись миллионы наших соотечественников и бывших сограждан по СССР. Район Лалели, находящийся в получасе ходьбы от Айя-Софии, превратился в чудовищную клоаку, где слились те жители СНГ, от которых становится тошно,которых не хочется чувствовать компатриотами, и те турки, которые тоже явно не представляют собой лучшую часть турецкой нации. Здесь на каждом шагу тебя хватают за рукав: Кожа хочешь? Дубленка хочешь? Здесь почти все надписи на русском языке с дичайшими ошибками - но это неважно, турки хоть как-то говорят по-русски, наши же челноки, уже годами прибывая сюда за барахлом, не удосуживаются выучить хотя бы десять турецких слов. Зато они поражают воображение способностью таскать тюки, запакованные в необъятные полиэтиленовые пакеты для городского мусора. Константина Леонтьева бы сейчас в Лалели, что бы он сказал о русско-турецком характере и вреде конституции?

А в местах, ради которых в Стамбул и стоит ехать, русской речи не слышно. В Айя-Софии, на поверку оказывающейся чем-то вроде исполинского вокзала ( в 12.00 с 1-го пути отправляется поезд в Рай - но поезда давно уже не ходят, рельсы заржавели, табло расписания отключено, за электричество не уплатили), слышна речь на любых языках, кроме нашего родного. То же - в Топ-Капы, в церкви Святых Сергия и Вакха, в дивной своими мозаиками Хоре, возле великолепных мечетей. Русских почти нет. Не до реликвий православия им и не до памятников византизма. Даже на Большом рынке их не услышишь - зачем им хоть и почти всегда поддельные, но все же очень красивые ковры да ювелирные украшения? Как нет соотечественников и в великолепных ресторанчиках - соотечественники на скорую руку жуют полусъедобные шашлыки в кебап-салонах Лалели с родными названиями Дружба , Встреча и Черное море .

Похоже, Стамбулу в обозримом будущем русские щиты на воротах и кресты на мечетях не грозят. Впрочем, на ХХС турки полумесяц тоже водружать не станут. Возможно другое: смыкание косных византийских традиций, глубоко укоренившихся и в русском, и в турецком сознании.

На протяжении многих лет Турция пытается вступить в объединенную Европу. Какое-то право у нее, возможно, для этого есть - и географическое, и политическое. Ведь собираются уже принять Кипр, на подходе совсем недавно ставшие демократическими центральноевропейские страны. Да и вообще, НАТО держит в Турции свои войска. Но Турцию в Европу не примут, наверно, никогда. Зачем там довольно бедная мусульманская страна с многомиллионным населением и не очень стабильной демократией? А если Турция вдруг разбогатеет до уровня какого-нибудь Кувейта, то ей самой Европа нужна не будет.

Россию в Европе тоже ждут все меньше. И не дай Бог, если к власти у нас придут державники с византийской подкоркой вроде тех, что все горюют о Севастополе, единственной понятной функцией которого было поддерживание в живом виде мифологии о Проливах, - тогда нас в Европе не будут ждать совсем. А вот тут-то византизм (и третьеримской, и османской модификаций) может стать основой геополитического сближения, крайне опасного в долгосрочной перспективе для обоих народов. Отменим-ка мы конституции и там и здесь, и будем жить по отеческим заветам , столь милым проницательному Константину Леонтьеву...

Ну, что, мол, раскаркался как вороны, тучами разлетающиеся на закате над золотящимся куполом Айя-Софии? Что, словно пикейный жилет , сидящий на террасе приморского ресторанчика, пережевываешь бессмыслицу большой политики ? На то Черномырдин есть с его идеей газового голубого пути напрямик из России в Турцию.

Геополитика и вправду не мое дело. Но попав на Рождество в Стамбул, да еще когда на той же неделе начинается священный для мусульман месяц Рамадан, всем своим естеством чувствуешь, что этот шизофренический город, раскинувшийся на двух континентах, является вечным символом культурной раздвоенности. И у византийцев, и у турок, и у нас, позаимствовавших орла с расщепленным сознанием у второримских владык Босфора. Это еще и город-пробка, город-ступор, затыкающий собой стратегические морские проливы и течения общечеловеческой истории. Город, главными достопримечательностями которого служат храм-вокзал (и я, рискуя быть неверно понятым, рад, что теперь в Айя-Софии не служат литургию и не молятся, обернувшись лицом к Мекке, что теперь здесь музей) и колоссальный базар.

Город-руина, город-муравейник. Вот этот базар-вокзал и позволяет взглянуть с пристрастием: кто же мы такие? Чего хотим и на что способны?

С прошедшим Рождеством, православные! Впрочем, Иисус, как известно, рождается каждый день. Подумаем о завтрашнем дне, взирая на повапленные гробы и позлащенные руины.